Проспект Обуховской Обороны, 269/2 — расселенный дом рядом с КАД. Лифт не работает, на седьмой этаж поднимаюсь пешком, мимо запустения и разрухи. Севархон Маннонова (или Севара, или — для знакомых — Света) утверждает, что тут сейчас живут, в основном, «люди из полиции, из прокуратуры, из УФМС». Звучит странно, да и проверить на месте — сложно. Летом прошлого года по этому адресу произошла драка между мигрантами: по официальным данным, погиб гражданин Таджикистана. «Тогда было много рейдов — месяц или два каждый день ходили. Сейчас успокоилось», — говорит Севара.


Фото: Сергей Ермохин/Дмитрий Кутиль, «Мой район»

Она проводит меня в небольшую комнату: низкий стол, вокруг которого разложены мягкие подстилки («У нас принято сидеть на полу», — извиняясь, поясняет Севара). На столе — лаваш, конфеты, орехи. Вскоре приносят чайник.

Севара Маннонова — необычный человек в мигрантской среде Петербурга: переводчица с таджикского в организации «Новые профсоюзы», активистка (к ней обращаются обиженные работодателями дворники: «Телефон иногда целый день работает. Звонят иммигранты, вопросы у них по зарплатам — что не получают»). Параллельно работает уборщицей в 32-м отделении полиции Невского района («В милиции хорошо относятся. Никогда не обижают. Я уже год там работаю. Иногда я не могу прийти — вместо меня сын приходит — никто не спрашивает: почему ты не пришла на работу? Иногда младший сын работает. Нормально оплачивают»). Я говорю Севаре: вы, наверное, самая активная в Петербурге? Она соглашается: «Я ничего не боюсь. Я честно работаю, чего мне бояться?»

В Петербург Севара переехала в 2008 году: «В Таджикистане у нас жизнь до этого нормальная была. А с 2005 года стало трудновато. У меня четверо детей. Они учились в школе. Работал муж, я была домохозяйкой. Потом дети выросли, стало трудно их учить. Я подумала, что надо с мужем работать вдвоем и детей учить. Построить нормальные дома. Мы жили в кишлаке — как бы загородный дом. Сначала я переехала в Петербург, потом муж. Дети второй год со мной. До этого оставались с бабушкой».

Переехав, Севара начала работать дворником в Невском районе. Сначала, говорит, трудилась по трудовому договору, и начальство нормально относилось. С 2010 года дворников начали обманывать. По словам активистки, ей, мужу и старшему сыну до сих пор должны около 80 тысяч рублей зарплаты. «Если мигранты спрашивают про трудовой договор — их сразу увольняют. Вот и меня уволили в прошлом году. Устно». С обмана коммунальщиков и началась карьера Севары как общественного деятеля: «Когда нас в 2010 году стали обманывать, я обратилась на телевидение. 70 дворников сделали демонстрацию. Был прямой эфир. Я познакомилась с юристами из АДЦ «Мемориал».

В августе 2012 года ей предложили работу переводчиком в «Новых профсоюзах» — по словам Севары, она там единственный выходец из Средней Азии. Русский язык Севара учила в школе в Таджикистане. У нее среднее образование — а в Петербурге, шутит женщина, стало высшее: «Туда бегала — туда бегала, когда не получала зарплату — у меня стало высшее образование. Жизнь научила». Сыновья русский язык тоже знают. Старшему — 19, младшему — 17, ходит в школу («Легко устроили»). Старший сын хочет стать сварщиком и работать на заводе. Остальные тоже предпочитают рабочие специальности. Ну и еще компьютерами все интересуются.

Самой Севаре интересна культура. Осенью она участвовала в театральной постановке «Мемориала» — спектакль про мигрантов. Но подробности уже вспоминает с трудом: такая насыщенная жизнь — не до театров. Вот, на следующий день после нашего интервью (состоялось в пятницу, 1 марта) она должна ехать в командировку в Москву.

Спрашиваю у Севары, хотела бы она вернуться обратно в Таджикистан. Отвечает утвердительно: «В августе поеду домой в отпуск на месяц». И потом добавляет: «Но там если месяц работать — получаешь 500 рублей».

«Мы сейчас предлагаем, чтобы русскому языку учили еще в Таджикистане. Не знаю, почему это не внедряют. Узбекистан же тоже такой. Да там еще хуже. В Таджикистане еще есть образование — там мало людей обманывают. А в Узбекистане очень много лжи». Севара приводит в пример дворников, работающих близ метро «Ломоносовская»: «Люди из Таджикистана получали свою зарплату, а из Узбекистана — нет. Они не дружны. Если хотя бы неделю или две не работали дружно (имеется в виду, бастовали — «МР») — на площадке был бы бардак, жилкомсервису бы сделали большой штраф. Сразу принесли бы зарплату».

Перечисляю Севаре стереотипы, которые распространены в Петербурге в отношении мигрантов: много преступников, не говорят по-русски, отнимают рабочие места у коренного населения. «У нас работала дворником в сентябре три дня одна русская женщина, — парирует активистка. — Она приходила на работу пьяная каждый день. Пила, пила. За 10 тысяч рублей никогда русские работать не будут. А на метро «Ломоносовская» вообще 8 тысяч дворники получают. И целый день работают: с 8 до 6. Даже без выходных, без обеда».

В Петербурге есть довольно сильная таджикская диаспора, ее председатель — Назар Мирзода. Севара подтверждает мои подозрения о том, что расслоение между таджиками, давно переехавшими в Петербург, и новыми мигрантами очень велико. «Сейчас диаспора помогает, а раньше — нет. Когда я обращалась впервые в таджикскую диаспору, они сказали, что услуги платные. Мой брат с ними поругался. Когда я написала заявления — в прокуратуру, депутатам, губернатору, даже Медведеву и Путину (Севара имеет в виду историю, когда ей и ее коллегам не выплатили зарплату — «МР») — и тогда начали помогать, когда шум поднялся.

В прошлом году меня приглашал один телеканал. Мы с Назаром Мирзодой случайно встретились на улице. Я его знала — а он меня нет. Он вслух сказал: «Какая-то Севара… не знаю, кто она такая». Я ничего не сказала. Мы в лифте вместе поднимались на шестой этаж. И одна женщина сказала: «Здравствуй, Севара». Он вот так (делает большие глаза — «МР») смотрел: «Ты — Севара?!» Потом мы поговорили. Я сказала: вы люди и мы люди. У вас есть совесть, хотя бы чуть-чуть? Мы сюда приехали, чтобы зарабатывать деньги, кормить детей. Если бы у нас была нормальная жизнь, мы бы не приехали сюда. Вы помогите нам как-нибудь. Не мне, а остальным людям. Будет время — придите в Невский район, там на дворников смотреть жалко. Потом пришел помощник (главы таджикской диаспоры — «МР») — посмотрел, как они живут. На «Пролетарской» в одной маленькой комнате — восемь человек. Никаких удобств нет: ни горячей воды, ни газа — ничего. Живут в расселенном доме».

«Я хочу — когда в отпуск поеду в августе — встретиться с президентом, — продолжает Севара. — Узбекский, Каримов, принять не хочет. Обязательно попрошу, чтобы Эмомали Рахмонов (президент Таджикистана — «МР») принял. Поговорить хочу о том, чтобы нормально учили детей в школе, учили русскому языку. Нормально учителям зарплату платили. Наши учителя получают 800 рублей за месяц. Если муж, сын здесь работают — то они выживут. В Таджикистане только старые остались. Молодежь вся здесь. Работают уборщицами, дворниками. У нас ни один завод не работает. Есть завод по производству масла, хлопковый — но они не работают».

Напоследок спрашиваю у Севары, как она относится к коренным петербуржцам. Севара, чуть помолчав, отмахивается: «У меня нет никакой… нормально отношусь».